Жизнь на лезвии бритвы (СИ) - Страница 34

Магия иллюзий позволила снять то, что и через полвека невозможно будет достичь с компьютерной графикой: сказочные города, меллорновые леса и дворцы эльфов, пещеры драконов и громадные подземные заводы гномов. Бесконечные кузни и тысячи мастеров, кующих оружие. Сражение драконьих и виверновых клиньев с эскадрильями вертолётов и глайдеров, во многом повторяющие кадры из «Аватара». Но круче всех, по моему мнению, отожгли кентавры. Тысяча непарнокопытных из забайкальских степей, Бурятии и Монголии, станцевали чечётку. О — Б–А — Л–Д — Е–Т — Ь! Представьте себе ровное поле и плотные ряды закованных в сталь кентавров, синхронно вытанцовывающих «танец смерти». Тысячи копыт, одновременно бьющих в землю, чётко выверенные движения и воинственные выкрики, перекрывающие гул боевых тамтамов и труб. Выкрик — ХЭЙ, удар копытом в землю и руки вздёргивают в небо пятиметровые пики с длинными зазубренными листовидными наконечниками, чёткий поворот, лошадиные ноги, закрытые щитками и кольчугами, синхронно отбивая ритм, переступают на новое место. Над землёй стелется тяжёлый, разгоняющий кровь гул, мелкие камешки подпрыгивают от тяжёлой поступи «лошадок». Танец снимало больше десятка камер. Для съёмок атакующей кентавровой лавы использовали несколько лёгких вертолётов….

Дадли и в фильме сыграл сына королевы Медеи — принца Борна, а вот тёте Энди досталась роль вампирши Элерти. Как она плевалась, хе — хе. Кстати, её и мой герои погибли в конце. Финальная битва со злом далась волшебникам тяжело и большой кровью. Ещё хочу добавить, что тетю Петунью стали называть актрисой одного дубля, потому, что в большинстве случаев сцены с её участием переснимать больше не требовалось, а кадры, где погибает мой «отец» и я клянусь отомстить стали одними из самых жутких. Создавая атмосферу, я краем сознания скользнул за грань. В мир Миледи Смерти шагать не пришлось, но когда смотришь, как детское лицо твоего экранного героя становится мертвенно — белым, волосы опутывает ледяная изморозь, а в побелевших глазах поселяются пустота и холод, становится реально жутко и вдоль спины пробирает мороз.

За время съёмок я без всяких зелий и амулетов «выучил» русский язык, да так быстро, что многие удивлялись и не верили, что парнишка, без акцента балакающий со студиозусами «Медвежки», впервые услыхал русскую речь месяц назад. Ни я, ни Дадли, помня данное взрослым слово не искать приключений на причинную точку, никуда не лезли и приключений не искали, но они сами находили нас, чаще меня, чем кузена. Одно из таких приключений Лорда Слизерина чуть не закончилось походом в райские кущи и свиданием с Вечной Леди. Выше упоминалось, что к съёмкам привлекались драконы, по большей части это были виды, живущие в России и северной Европе. Будучи змееустом я легко нашёл общий язык с крылатым племенем. Оказалось, что многие из огнедыщащих тварей вполне разумны и имеют превосходное, хоть и извращённое, чувство юмора. Как они издевались над драконологами, это надо было видеть. Строя из себя диких необузданных тварей они доводили «дрессировщиков» до белого каления и нервных срывов. Раскрывать их секрета я не стал, взамен вытребовав обучить меня драконрыку — второму языку драконов. Ближе к концу съёмок я сдружился с Иррур, белоснежной драконихой, вид которой носил поэтическое название «Сибирский иней». Так этих драконов назвали за то, что их чешуя блестела на солнце, будто на неё опустился осенний иней, к тому же они могли менять дыхание с огненного на ледяное. Ещё вначале съёмок под Иркутском и на Байкале, Иррур, которую русские товарищи привезли из Китежа, неожиданно для всех отложила кладку из пяти яиц. Специально приглашённые змееусты уговаривали нервничающую дракониху (драконы очень редко оставляют кладки без присмотра, самки могут месяцами голодать, охраняя будущее потомство) сняться в той или иной сцене, а в это время кладку охраняли волшебники, порою в гнезде оставался я. К чему такие заморочки, спросите вы? К тому, что на кладку «Ириски» могли покуситься грифоны или гиппогрифы — естественные природные враги драконов, что однажды и случилось. И тех и других в «зверинце на выезде» было до хрена и больше.

«Ириска» на своём горбу возила королеву Медею перед камерами и войском кентавров. Королева, восседая на драконихе, толкала зажигательную речь, направленную супротив подлых агрессоров. Мой старший напарник свалил за минералкой, а я разлёгся рядом с кладкой и пожёвывал травинки, не зная и не ведая о сбежавшем из‑под надзора гиппогрифе. Как это часто случается, у семи нянек дитя оказалось без глаза. Никто не заметил побега. Беглец, которому надоела клетка, не придумал ничего лучше, чем полакомиться драконьим яйцом, но тут на его пути вырос двуногий охранник. Гиппогриф одним ударом сбил меня с ног, острые когти легко располосовали лёгкую нагрудную кирасу и кольчужку, которые я напялил, готовясь к съёмкам. Завалив охранника на кладку, ворог придавил его лапой. Поняв, что от свидания с Вечной Леди меня отделяет один удар клювом, я запаниковал и со страху лупанул по твари со всей магической дури. Магический выплеск ударил зверя в грудь…. Перья и потроха разнесло на сто метров вокруг. Со всех сторон ко мне бежали перепуганные люди, а я смотрел на белоснежного дракончика, вылупившего из яйца за время короткой схватки. Малыш с головы до ног был вымазан в моей крови, натекшей из ран на груди. С когтями гиппогрифа не шутят. Четыре оставшихся яйца мерно покачивались от толчков изнутри. Моя магия спровоцировала преждевременные «роды».