Мальчишка не сможет предъявить права на кольцо главы Рода, если будет воспитываться у магглов, а уж он, Альбус, постарается, чтобы воспитание было правильным. Совет аристократов не примет наследника с мировоззрением махрового маггла, затюканного дядюшкой и тёткой. Наследником станет Джейс, жаль, что мальчику не суждено пережить совершеннолетие…, а Констанция не сможет отказать доброму волшебнику в доступе к активам. Контракт не даст. Дамболдор никогда не забывал об инвестициях в собственную старость.
Конец интерлюдии.
Я плохо помню день переезда в Литтл Уингинг, но задержавшееся в моей памяти уже никогда не выветрится. Мачеха с утра была подозрительно ласкова с нелюбимым пасынком. Покладистость Констанции наводила на смутные сомнения, но за мелкой суетой Дипси вокруг меня, сомнения не успели перерасти в параноидальную теорию заговора, хотя до шизы оставалось меньше полушага. Папаша, как обычно, где‑то шлялся по своим аврорским делам и, что странно, меня дико раздражало его вечное отсутствие. Да ещё эта мамашка приблудная взялась поминутно сетовать на муженька работящего. Одни расходы от него, никаких доходов. А я, как тот кот Васька, слушал и наливался злобой. К обеду обычное пофигистическое «до лампочки» сменилось до «убил бы на месте», вот тогда‑то красная лампочка тревоги загорелась в мозгах наследничка семейства. Чтобы я и испытывал какие‑то чувства к Поттеру? Да не смешите мои тапочки! Огонёк беспокойства подпалил заднюю «чуйку», которая подала сигнал действию. Дело пахло керосином, и где‑то тлел фитилёк. Чувствуя, что время на исходе, я быстренько собрал манатки, рассовал по карманам портсигары с уменьшенными зельями вкупе с библиотечным фондом, и приготовился к неизбежному.
Ровно в полдень, с последним ударом напольного «Биг Бэна», камин озарился зелёным пламенем. На белый ковёр гостиной, роняя сажу, во всём великолепии и блеске аврорской мантии ступил заместитель главы службы магического правопорядка. Стоило мне узреть его круглые очёчки и вихрасто — нечёсанную башку, как моя собственная крыша, поддав газа и закиси азота, сорвалась с ручника. Это уже ночью, у Дурслей, я хлебанул антидота и капнул крови в мензурку с определителем, установив, чем меня напичкала мачеха. А пока «гонщик без тормозов» думать не думал о зельях вражды и ярости, которыми его опоили за завтраком, но в тот момент он нёс полную ахинею, высказывая родителю о наболевшем и осточертевшем. Старший любитель очков — велосипедов поначалу охренел, но потом, поддержанный жёнушкой — змеюкой подколодной, закусил удила и понёслось. Помню, что мы, как два петуха, орали друг на друга до хрипоты, пару раз младший горлохват огребался малым болевым заклятием. Не круциатус, но тоже не хило. Другой бы на моём месте успокоился, но организм, подогретый зельем, заполнился злобой по самую маковку, от внутреннего давления планку сорвало окончательно, и я приложил папашу стихийным выбросом. Пока папик медленно, размазывая сопли по обоям, съезжал по стеночке, его кровиночка орала что‑то про то, что у магглов жилось бы лучше, чем в опостылевшем Поттер — мэноре. Затрахала, мол, меня жизнь на правах заключённого. Собрав зенки в кучу, Поттер включил соображалку и наградил сыночка обездвиживающим заклинанием. Живое брёвнышко грохнулось на пол. Только — только этот дебил с налитыми кровью глазами, Волдеморт, блин, на выезде, собрался разделать бревно на чурбачки и полешки, из камина показался длинный нос «Светлейшего» и «Добрейшего». Сверкая буркалками и подметая бородою пол, добрый волшебник успокоил разбушевавшегося аврора, журя оного за излишнюю горячность. Поттер, потрясая кулаками, наехал на мелкого «поганца», ни в грош не ставящего родителей и «мечтающего о маггловских курортах». Дедушка поохал, поахал, как бы невзначай вспоминая о родной сестрёнке бедной Лили. Если мальчику втемяшилось плюнуть на магический мир и хлебнуть из колодца простецов, то можно пойти ему навстречу, пусть вкусит воздуха свободы. Джеймс буркнул что‑то вроде «пусть проваливает, видеть он это тёмное отродье не желает». Дамболдор заверил его, что всё устроит в лучшем виде, расколдовал меня, после чего схватил за руку и аппарировал. Сука, даже вещи не дал собрать, как был я в тапочках на босу ногу, так меня и потащили. Слава Мерлину, «малину» по карманам заранее распихал. Козлы пархатые!
До того дня мне ни разу не приходилось встречаться с Петуньей, чей образ представлялся в виде злобной тётки из голливудской киноэпопеи, ну, может, ещё из фанфиков, где тётка щеголяла лошадиной мордой и длинной жирафьей шеей, где‑то рядом с ней гребли ластами киты в миниатюре. В реале выявилось отсутствие в крови миссис Дурсль конских генов, красавицей назвать её было нельзя, но и дурнушкой тоже. Впечатление портила излишняя худоба тёти, будто она денно и ношно истязала себя диетами или всё, что она съедает, усваивается телесами сына и мужа. Дадли и дядя Вернон на китов походили мало, напоминая скорее тюленей. Да, мужская часть семьи страдала лишним весом, тут ничего не попишешь.
Вывалившись из воздуха аккурат напротив входной двери, Дамболдор придержал меня левой рукой за шкирку, а правой постучал по ажурному матовому стёклышку. В доме послышались шаги, на окнах качнулись занавески. Дверь открыла тётя. Старый пердун толкнул меня к Петунье, процедив сквозь зубы:
— Так мы договорились, Петунья?
— Да — да, — промямлила тётя, глядя на длиннобородую сволочь взглядом кролика, брошенного на съедение удаву.
— Мальчик мой, — наконец‑то я удостоился внимания главного кормчего магической Британии, — это твоя тётя, теперь ты будешь у неё жить. До свидания.