— Гарри…
— Гарольд, — поправил я Вальпургу, — извините, Леди Блэк, но имя Гарри звучит, как собачья кличка.
— Гарольд…, — гостья чуток помялась, пытаясь выстроить обтекаемую фразу, — на гобелене исчезла крестильная нить, связывающая тебя и Сириуса.
— Леди Блэк, странно слышать нотки беспокойства о крестнике сына из ваших уст. Вы же изгнали сына из Рода и выжгли его имя, что вам до меня? Или это не так и я ошибаюсь? — спросил я.
— Я не изгоняла Сириуса, — тихо прозвучало в ответ, — а имя выжгла (Вальпурга помяла в руках белый батистовый платочек, откровенность ей давалась, прямо скажу, тяжело) в надежде, что он одумается и вернётся. Сын…, Сириус остаётся…, оставался Блэком, но вчера крестильная нить померкла и исчезла, твоё имя на гобелене почернело и пропало следом за ней, хотя посмертной рамки не образовалось. Почему?
— Гарри Джеймс Поттер умер.
— Умер, но…, но…, как умер? — взволнованно переспросила Вальпурга.
— Меня изгнали из Рода, — добил женщину я. Для большинства аристократов участь быть изгнанным и остаться без поддержки Рода хуже смерти, волшебница побледнела.
— А мой сын знает?
— Да. Он присутствовал в самый кульминационный момент.
— Мерлин всемогущий…, — платочек мёртвой птицей лёг на пол, выпав из враз ослабевших рук, которые колотила мелкая нервная дрожь. — Что он наделал…, я предполагала подобное, но до последнего не верила, что это окажется правдой….
— Кричер! — рявкнул я. Удивительно, но старый домовик Блэков отозвался на зов казалось бы постороннего человека, с громким хлопком материализовавшись посреди гостиной. — Быстро принеси успокоительное зелье для Леди Блэк. Одна нога здесь, другая там!
Домовик испарился, чтобы появиться через пару секунд, держа в маленькой ручке фиалу с мутной жидкостью. Не знаю почему, но в тот момент я не решился открыть тётино инкогнито с её кубышкой зелий. Пока Железная Леди магической Британии отходила от подкосивших её известий, тётя сбегала за коньяком. Плеснув напиток в два широких фужера, один из них она протянула волшебнице. Гостья замахнула коллекционное пойло одним глотком и протянула опустевшую тару за добавкой. Не ведаю, то ли зелье помогло, то ли коньяк сработал, но тремор покинул старческие руки, а на щеках Леди Блэк выступил румянец. Приведя нервы в порядок, Вальпурга, под прицелом двух требовательных взоров, объяснила причину срыва и предынфарктного состояния.
Сириус Орион Блэк допрыгался. Всё, конец, финита ля комедия, песец котёнку. По словам мамы моего бывшего крёстного, он упал так низко, что дальше лететь просто некуда. Ниже только Уизли, а скоро и они могут оказаться выше! Как выясняется, её беспутный сын совершил преступление перед магией, а чем это чревато? Правильно — предательством крови и позором на Род и Дом Блэков. Шесть лет назад умненькая девочка Лили Поттер настояла на полном ритуале крестин своего первенца. Как ни странно, полный ритуал включает в себя церковный и магические обряды. После церкви клятвы подтвердили на родовом камне в Поттер — мэноре, причём магическая часть крестин далеко не светлая (скажем прямо — тёмная) и скрепляется на крови. Как мать, Вальпурга прекрасно понимала Лили, стремившуюся дать защиту и будущее детям. Шла война, люди и волшебники умирали каждый день. А Поттеры имели глупость бросить вызов Неназываемому, демонстративно присоединившись к Дамболдору. Лили очень беспокоил сей факт, как ни крути, слово Дамболдора не много весило против авады Волдеморта. На случай гибели родителей у ребёнка должен быть крёстный, который станет настоящим отцом для малыша.
Шестнадцатого сентября Сириус Орион Блэк нарушил магическую клятву. Я спросил, каким образом? Вальпурга пояснила, что крёстный, следуя произнесённому на крови обету, просто обязан был тут же усыновить изгнанного из Рода мальчика, ведь по магическим законам его отец умер. Усыновления, как вы помните, не произошло. Клятва, произнесённая в присутствии Лили, кровь и магия которой осталась во мне, несмотря на изгнание из Рода Поттер, потребовали наказания клятвопреступника.
С пожилой ведьмы к тому времени слетели все напускные маски, исчезла холодность и показное равнодушие. Перед нами сидела уставшая и убитая горем женщина, любящая мать, до последнего хранившая в сердце надежду на возвращение блудного отпрыска в семью. Тихим голосом она попросила прощения за сына.
— Гарольд, умоляю Вас, ещё есть время до полуночи, а значит возможность вернуть содеянное назад, я просто не переживу…. и не смогу убить сына, чтобы смыть позор. Он хороший, я заставлю его исправиться. Мой мальчик просто не понимает, что значит печать предателя крови. Прошу Вас, Гарольд!
Я отрицательно покачал головой. Сделанного назад не воротишь, да и не нужен мне безответственный крёстный, не задумывающийся над смыслом поступков, влияющих на жизнь и смерть других людей. Прочитав решение по моему лицу и глазам, Вальпурга бухнулась на колени:
— Гарри…, Гарольд…, можно перевести крестильную связь, не хочешь Сириуса, её можно закрепить за любым Блэком или членом Рода.
— Беллатрикс — она в Азкабане, Нарцисса? Увольте, поведение вашей племянницы недалеко ушло от имени. Андромеда, её выжгли с гобелена, хотя она единственная настоящая Блэк. Кто ещё?
— За мной …, — сглотнув комок, с мольбой в голосе выпалила Вальпурга, — за мной, Гарольд. Я! Я могу стать твоей крёстной. Только не губи моего мальчика, Гарольд!
Прикрыв глаза, я с минуту стоял безмолвным столбиком, не пытаясь отодвинуться от горячих рук коленнопреклонной, плачущей ведьмы, схватившей мои ладони. Немыслимо, но сомкнутые веки не мешали видеть бледную тётю, сжавшуюся в кресле, растрепавшиеся волосы пожилой ведьмы, катающегося по полу и бьющегося головой об паркет Кричера. И слёзы…. С тех пор прошло шесть лет. Как вы думаете, мог ли я отказать?